Мариам Петросян - Дом, в котором… [Издание 2-е, дополненное, иллюстрированное, 2016]
Рыжий положил голову в сгиб локтя и отчего-то загрустил. Мне показалось, что он не совсем трезвый, хотя перед ним стоял только кофе. Все уставились на нас. Это было неприятно, и я поскорее отъехал от стойки. Но Рыжий вдруг встряхнулся, отлип от стойки и сцапал меня за рукав.
— А я его Ангел в Верхнем Мире! Его хренов посланник, ясно тебе! — завопил он, дергая меня за одежду. Когда вокруг начали собираться любопытные, он отпустил меня и сбежал. По-моему, у него депрессия от передозировки зеленого. Оттого что он не снимает зеленые очки.
Прочел на стене:
«Братья и Сестры, не валяйте дурака. ОН уже близко». Умник.
«Ночью будет проведена очистная кампания. Тем, кто на третьем круге, явка необязательна». Свой Человек.
Македонский сложил у себя под кроватью груду кастрюлек и чашек. До этого он целый час мыл их и протирал.
— Пригодятся, — сказал он, когда я в третий раз заглянул под кровать.
— Где пригодятся? — спросил я.
— Да где угодно, — ответил Македонский и стянул одеяло пониже, прикрывая свой склад.
Хотя о выпуске не говорят (автобусы и Иерихончики не в счет), близость его ощущается. Девушки, например, часто плачут. Глаза у них красные и опухшие, во всяком случае, у тех троих, которых я вижу каждый день. Русалка живет в нашей спальне, Рыжая иногда приходит ночевать. Спица появляется по вечерам одолжить кофеварку для Логов. И все ужасно дерганые, так что с ними боишься заговаривать. Особенно Рыжая. Она везде таскает с собой древнего плюшевого медведя, у которого один глаз из стекла, а другой пуговичный. Если его щелкнуть, поднимется облачко душной, коричневой пыли и запахнет чем-то очень старым, так что сразу представится, что с ним играла еще ее прабабушка, и он уже тогда был не новый. Этого страшного мишку Рыжая вечно кладет рядом со мной, а если я прошу его убрать, глаза у нее делаются злыми и несчастными, как будто я смертельно ее обидел.
В Доме траур. Начался ремонт, которым так долго всех запугивали. Всюду понатыкали стремянок, и штукатурщики в комбинезонах соскребают со стен рисунки и надписи. Народ, не вынеся такого надругательства, разбежался по спальням. Чистить начали с лазаретной площадки и потихоньку продвигаются к Перекрестку. Я выбрался поглядеть, на что это похоже. Вообще-то на что угодно, только не на наш коридор. Стены грязные и какие-то обскобленные, сплошь в шрамах. Светлее не стало, стало как-то унылее.
«Крови! Я жажду крови!» — периодически вопит Табаки. Именно в mom момент, когда о чем-нибудь задумаешься и расслабишься.
Все пакуют рюкзаки. Носят их с собой в коридоры и обратно в спальни, распаковывают и опять собирают. Как на кого не взглянешь, он занят своим рюкзаком. Очень жарко.
«Война с девушками» — это когда Шакал въезжает с криком: «Они! Опять!» — и все вскакивают, а потом опять садятся, вернувшись к своим делам. В это время группки мрачных девиц вваливаются в Кофейник и занимают его часа на два, чтобы потом с тем же грозным видом удалиться. Не совсем понятно, почему это называется войной и почему парни прячутся по спальням, уступая девушкам коридор, но при этом делают вид, что у них этот коридор отняли силой. Подозреваю, что все это придумано от скуки, такими, как Лэри и Шакал, которым надо чем-то себя будоражить и запугивать.
Штукатуры все замазали, подровняли и переместились на первый этаж. Стремянки и защитная пленка на полу остались. Говорят, завтра прибудут маляры.
Лагерь Логов на первом временно свернут. Лэри вернулся в спальню. Логи теперь весь день торчат во дворе, потому что от вида коридоров им не по себе, а находиться в спальнях они уже отвыкли.
— Я — на охоту, — говорит Табаки, выруливая утром из спальни. К подножке его Мустанга каждый день добавляется еще одна гирька, но рюкзак тяжелеет быстрее. Ездит Табаки, гремя и позвякивая, как скобяная лавка на колесах.
— Он уже как Белый Рыцарь, — говорит Лорд. — Падает через каждые два-три метра. В конце концов покалечится.
— Положимся на его везение, — говорит Сфинкс. — Не отнимать же у него рюкзак. Это будет похуже нашествия Иерихончиков.
— Нет, конечно, — пугается Лорд. — Лучше уж тогда сразу в автобус.
— Что за автобус такой? — спрашиваю я Лэри после завтрака. — Про который все кругом говорят.
Он зевает, как крокодил, и уныло таращится.
— Автобус? Да нет никакого автобуса, ты чего? Откуда бы он взялся? Просто болтают люди. Кто-то пошутил, а остальные подхватили.
— И ты подхватил? Ты тоже все время о нем болтаешь.
— Я? — он почему-то обижается. — Ничего я не подхватывал. Зачем мне это? У меня своих проблем хватает.
— То есть тебе это ни к чему. Тебе и так хорошо.
Лэри совсем мрачнеет.
— Конечно, мне хорошо. Я — что? Мне скажут — автобус, я и сяду в него.
— Сядешь в придуманный автобус? — не веря своим ушам, уточняю я.
— Надо будет сесть — сяду, — Лэри нервно оглядывается и нагибается ко мне. Левый глаз его жутко косит.
— Странные у тебя вопросы какие-то, Курильщик, — говорит он шепотом. — Не нравятся мне они, понятно? Ты лучше езжай своей дорогой, а то у меня дела. Не до тебя мне, понятно?
Прочел на стене: «Непрестанно размышляя, открыл Закон Непротивления. За справками обращаться в шестую с 3.00 до 3.05». Большой Брат.
Ко мне подходит Крысенок Белобрюх и, стесняясь, просит написать о нем в «той своей тетрадке».
— Зачем? — удивляюсь я.
— Чтоб я там тоже был.
Смотрит умоляюще, щеки вымазаны шоколадом, сам как будто лет на пять младше, чем все здешние.
— Слушай, а вообще-то сколько тебе лет? — спрашиваю я его.
— Шестнадцать, — говорит Белобрюх, сразу мрачнея. — Ну и что?
— Зачем тебе нужно быть в моем дневнике? Только честно.
— Это мой первый круг, — признается он убитым тоном. — Я должен фиксироваться, где только смогу, а не то вылечу.
